Капитан Вир и смутные видения. Первая часть

[Lana90]

В субботу, прокляв тысячу раз берлинское метро, но всё же успев на самолёт, я долетела до норвежского Билли Бадда.

Дальше многабукв, даже больше чем всегда стараюсь пересказывать максимально подробно

Должна сказать, изначально идея с подводной лодкой показалась мне сомнительной. У подводников кислородное голодание, бешеный режим и сомнительные условия для гигиены (чтобы она хоть как-то поддерживалась, наборы белья одноразовые) , впрочем, два последних пункта вполне сравнимы с ситуацией на кораблях 18 века. Однако, эти сложности оказались не забыты, а довольно занятно обыграны. В какое время происходят события определить сложно. Примерно от первой мировой до не самого далёкого будущего. Все события воспоминания Вира, пребывающего в глубоком маразме, что придаёт некоторую специфику всему происходящему.

Сразу после того, как в зале гаснет свет, загорается экран. Зритель будто в перископ видит надвигающуюся подводную лодку и шкалу отметок. Лодка всплывает. Экран гаснет. Звучат первые аккорды. Перед зрителем седой трясущийся Вир в доме пристарелых для ветеранов флота. Возле двери макет подводной лодки, по стенам висят картины с парусниками, обычные кресла соседствуют с каталками. Других стариков не, но мелькают адьютанты в морской форме, которые потом перейдут в маразматические видения о прошлом. Вир явно уже не в первый раз вспоминает события прошлого. Легко представить, что другим обитателям дома престарелых он осточертел и одновременно с ним в гостиную стараются не высовываться. Характер персонажа стал ясен уже когда он раздраженно, будто доказывая кому-то, тряс рукой на словах "good has never been perfect". Не давайте ему клюку. Просто не давайте! Тем временем видения постепенно наполняют комнату матросами с канатами, лестницами, площадками, в полу открываются люки. Старик потеряно ковыляет между ними, вглядывается в лица моряков, с удивлением узнает их, но они будто проходят сквозь него, не замечая. Ему ничего не остаётся кроме как сесть в каталку у стены и наблюдать как матросы готовят лодку к погружению.

До появления прессованных события развиваются ожидаемо. Дональд подсмеивается над мичманами и испуганно умолкает при виде начальства. Новичок (к сожалению, без очков) дважды падает и его утаскивают на экзекуцию. Новичок здесь, надо сказать, напоминает Сида из Тома Сойера. Говорит обиженным тоном и страдает комплексом отличника. Ему и в самом деле очень стыдно, что на новом месте у него ничего не получается и он ничего не может с этим поделать и только зарабатывает наказания и злые окрики, в то же время ему обидно, когда его состояние замечают другие, так что он старается держаться в одиночестве, чем сильно огорчает своего единственного друга. Тот как ни боялся Клэггарта, понаблюдав за попытками Новичка ковылять вдоль стенки, в итоге закинул его на плечо и унёс. Друг эдакий добрый и робкий великан, ощутивший, что его сила наконец может кому-то помочь, а Новичок действительно на вид совсем мальчишка: крошечный, почти одного роста с юнгой, и с оттопыренными ушами. Немного противный, немного схожий манерами с капралом Крысой, но всё же другой и всё же его жаль.

Вскоре после того как Крыса и некий безымянный капрал утаскивают Новичка, начинается сцена с прессованными. И вот тут интересные трактовки образов. Рыжая борода, которого здесь можно называть только мистером Хиггинсом, по всему виду не просто мясник, а респектабельный владелец магазина, о характере товара которой напоминает только аккуратный маленький белый фартук. Собственно бороды нет, есть небольшие бакенбарды и кажется усики. К тому же он не рыжий. Рыжину с искренним удивлением заметит внимательный Дональд. Он аккуратно причесан, немного старомодно, на прямой пробор, опрятно одет, протестует совсем не истерично, а называет себя и род занятий, когда ему начинают старательно и с удовольствием выкручивать руку. При этом господин каптенармус не принимает в этом участия. Он бесстрастно инвентаризирует новые поступления. Развлекаются капралы. Впрочем, им нелегко. Этого Джозефа Хиггинса не так просто затолкнуть в люк. Он старательно отбивается. Мистер Хиггинса никогда не примкнет к массе моряков. Да, он проиграет и будет служить, но почти ни разу не появится в форме. Разумеется, про Дейви Джонса он петь не станет. Найдётся кому спеть. Откуда такая трактовка образа? Неизвестно. Возможно, норвежские торговцы не так просты.

О пугливом Артуре Смите, сказать особо нечего. А вот Билли заслуживает самого подробного отзыва! По-мальчишески худощавый и очень ребячливый, Билли не такой уж юный. Инвентаризатор Клэггарт заметил некоторую придурковатость, но когда Билли склонился у перил, пытаясь справиться с заиканием, обошёл со спины, внимательно всё осмотрел, по-хозяйски пощупал плечо и сделал кое - какие выводы. Впрочем, Билли на радостях, что речь вернулась, вывернулся из под руки страшного мужика, съехал по перилам и продолжил радостно и бойко отвечать на вопросы. Клэггарт на это мрачно полюбовался и, хотя сам понял всю неоднозначность нового приобретения, да и что Билли вывернулся было неприятным сюрпризом, но всё же поддакнул офицерам, что да, жемчужина. А как же. Ну не мозгами, но всем остальным... Да, вполне. Можно. Было бы неплохо. Ещё б не распевал о том, что он король птиц, раскачиваясь на лестнице и не натягивал бы форму при всем командном составе. Но ладно. Горячность и нетерпение юности. Ещё, конечно, кой-чего, но простим за красивый зад... И вот уже офицеры начали расходиться, но тут же рванули обратно и было от чего: Билли прощался с правами человека с такой издевательской интонацией, что о названии корабля никто бы и не вспомнил. Кое в чем у Билли обнаружилось сходство с Клэггартом. Оба считают, что их недооценили и обоим это обидно. Но Билли, в обиде на "Права человека" воодушевился должностью фор-марсового на новом месте (нет, перископ ему не доверят, но служить будет в верхнем отсеке) . У Клэггарта нет надежды, что его когда-нибудь оценят. Есть давно сдерживаемое раздражение и ещё что-то от зощенского осветителя, который, чтобы доказать важность своей работы, вырубил свет во всём театре. Как Билли с обидой пел, что ему не нужна старая жизнь, Клэггарт с такой же интонацией поёт, что он не глухой и офицеров-дураков слышал. Но Билли поёт во всё горло, а Клэггарт с тихим озлоблением. Да, осточертело, но последствий своих слов он не хочет, к тому же рядом Крыса. С Крысой он разговаривает спокойнее, с намёком на дружелюбие, но без панибратства. Выдает инструкции. Крысе они нравятся? Да хоть бы и нет. Мнение лампочек электрика не волнует.

Тем временем разнообразные лестницы, люки и площадки исчезают. Перед нами гостиная дома престарелых в своём первозданном виде. Теперь это каюта капитана. Потрясенный старик Вир видит себя молодого и поднимается навстречу. Они повторяют движения друг друга, но движения молодого капитана более резкие и уверенные. Кроме того, старик часто трет глаза и переносицу под очками. У молодого нет очков. Коме того, ему был сложно делать это не выпуская из рук книг. Молодой Вир не видит себя старого, а старик наблюдает за своей молодостью с тихой улыбкой. Помимо капитана в комнате юнга. Он старается достойно выполнять поручения, но его взгляд всё время притягивает макет подлодки, который ему никак не удаётся толком рассмотреть. Ведь надо и офицеров позвать, и принести им выпить... Только во время их разговора удаётся хоть полюбоваться красивой моделью и то чёрствые офицеры используют её как подставку для стаканов.

Беседа, надо сказать, так и не становится хоть сколько - нибудь приятной. Офицеры на нервах и Вир позвал их исключительно обсудить события в Норе и возможность их повторения. Тон тут задаёт нервный лейтенант Редберн, чьи переживания по поводу позора в Норе накладываются на паранойю и шпиономанию. Капитан тоже до некоторой степени параноик, но умнее. Он напоминает, что за всем следит Клэггарт, а он, каким бы ни был, но дело свое знает и "у него тысяча глаз". Слова о поведении дурачка Билли не тревожат капитана, но на всякий случай прикладывает ухо к люку и немного успокоившись уверяет, что в нижнем отсеке поют, значит, не бунтуют. Порядок. Старая копия тоже пытается прислушаться к тому, что творится за люком, но беспомощно замирает и вскоре возвращается в кресло. Он остаётся там в одиночестве и в задумчивость, пока комната уплывает вместе с ним в тёмному.

Перед ней в черноте так же медленно поднимается огромная субмарина. Зритель не видит её целиком, лишь жилой отсек и перегородки верхнего (иногда он будет превращаться в крышу). В жилом отсеке кок Датчанин под присмотром двух капралов раздаёт еду. Матросы поют шантьи. Крыса ждёт момента подобраться к вещам Бадда, второй капрал должен бы приглядывать чтоб никак не безобразничали, но похоже приглядывается к тем, кто не поёт (Кто тут не патриот? Отзовись! (с)). Дональд, который здесь и веселее и добрее, чем в большинстве постановок, к общему веселью надевает трофейный кружевной бюстгальтер пятого размера, насыпает в него яблок, надевает на голову полотенце как тиньон и поёт про тетушку, которая испекла бы Билли в пироге. Никто не видит, что, перегнувшись через перегородки верхнего отсека, за ними наблюдает Клэггарт, в штатской майке и с папироской. У него свободное время. Когда Билли, наконец, замечает, что Крыса роется в его вещах и пытается отнять своё, Клэггарт одобрительно кивает. Доволен он и когда доходит до драки. Но когда Крыса выхватывает у Датчанина нож, к ужасу последнего, и драка продолжается уже совсем по-другому и совсем всерьёз, каптенармус раздражённо прикрывает глаза рукой, выбрасывает сигарету и идет разбираться. И вот тут само собой напрашивается сравнение с Клэггартом-Саксом. Как тот любуясь, соблазняя пел Handsomely done handsome indeed, как влюблённо смотрел и на что-то надеялся, так Клэггарт-Релья даже не пытается очаровать. Намекнуть - да. Но ему в голову не приходит мысль об отказе. Разогнав всех по койкам, Клэггарт подходит к Бадду совсем вплотную, лицом к лицу, говорит чуть улыбаясь, но именно чуть. И снова очень по-хозяйски удерживает за плечо. И наталкивается на непонимание и страх. Билли уже не отвлекшись, а почувствовав опасность (пусть и не поняв какую именно), выворачивается и отлетает к Датчанину. И тут мир Клэггарта рушится. То, что он считал по праву своим обнаружило не только свободу воли, но и полнейшей неприятие его. Клэггарт потрясён. Его уверенные движения становятся рванными, он понимает, ему даже не отказали, его не приняли на каком-то очень глубоком уровне. В стройной картине мира обнаружилась какая-то помеха, лишний гвоздь, которому трудно найти применение и о который постоянно царараешься. Клэггарт хочет избавиться от него, чтобы картина мира снова обрела прежнюю цельность и стройность. Клэггарт на прощание обходит койку с уже уснувшим Билли и почти решается прикоснуться, но сначала Датчанин шевелится во сне, а потом он вспоминает о плачущем в верхнем отсеке Новичке. Немногим ранее Клэггарт сорвался на нем, когда тот случайно с ним столкнулся. Не случись этого, возможно, следующий ход просто не пришёл бы Клэггарту в голову. Может быть даже был бы каким-то другим. Сам Новичок этого Клэггарта несколько не привлекает. Если каптенармус его и трогает, то лишь затем, чтобы напугать идти причинить боль, касаясь рубцов или заламывая руку (и зритель понимает, от кого узнали этот приём капралы). Добившись согласия подставить Билли, каптенармус действительно очень по-отечески гладит его по голове, хотя вскоре и вспоминает, что Крыса не справился. И музыка резко выделяет ответ Новичка, что он не такой как Крыса. В этом исполнении в музыке остро слышится и горечь, и надежда. Новичок действительно не такой и это ещё проявится. А пока что он пытается спровоцировать Билли и неудачно. К тому же, сбегая он случайно будит Датчанина.

В следующей сцене акценты в музыке несколько непривычно расставлены. Билли рассказывает, что случилось, Датчанин, чтобы меньше злиться и занять руки нервно чистит картошку. Дослушав он встаёт и говорит, что ему - то от Билли ничего не нужно, а вот Клэггарт "is down on you". И тут надо быть Билли, чтобы понять значение фразы как взъелся. "Запад" единственно возможный перевод и никаких других трактовок. И Датчанин отыгрывает именно это значение. Но Билли мало того, что явно несведущ в данном вопросе, он ещё и чувствует за собой вину из-за того что без причины вдруг так испугался человека и обидел его этим. Говоря о дружелюбии Клэггарта, Билли именно что вспоминает, что Клэггарт ничего плохого ему не сделал. Тем временем подходит время подъема. Матросы постепенно слезают с коек, Датчанин обязан их кормить. Лодка же постепенно уходит на глубину.